Вчера была новость, что под Артёмовском был сбит вагнеровский Су-24. Так и писали (со слов неназванных военкоров) – сбит, что означает, как минимум, потерю самолёта и неясную судьбу пилота. Фактически, повторили слово в слово укроисточники.
Что здесь надо отметить как факт: военкор – профессия деликатная, каждое его слово – это иногда как гвоздь в крышку гроба, причём, гвоздь, хоть и виртуальный, но гроб может быть реальным.
В комментариях к новости лётчика и штурмана многие тут же похоронили, воздавая честь и вечную память, что, вообще-то, при том, что сострадание есть и должно быть, одновременно действует зачастую не хуже пули: на тех, чьими сыновьями они могут являться, и кто каждую такую вероятную потерю невольно проецирует на себя. Даже если имена экипажа не названы.
Да, Евгений Пригожин, через пресс-службу ЧВК «Вагнер», уже прокомментировал героическую посадку горящего фронтового бомбардировщика (того самого, на котором он сам накануне делал вызов Зеленскому), отдав должное мастерству пилота, наградив его пока скромным званием «красавчик». Да, все родные всех наших лётчиков могут выдохнуть и продолжить ждать своих сыновей, мужей, отцов и братьев. Ждать живых и здоровых, естественно. Ждать и надеяться, что каждое такое торопливое сообщение от анонимного «ряда военных корреспондентов» – всего лишь непроверенная и неподтверждённая попытка привлечь к себе внимание. Попытка, после которой кое-кого, между прочим, могут увезти на скорой. Тем более, что однозначно есть те, кто легко способен провести параллель между «сбитым» самолётом «на котором летал Евгений Викторович», его бортовым номером и именами лётчика и штурмана.
А информация о том, что самолёт был не сбит, а подбит и экипаж остался жив благодаря мастерству «безымянного» (не для всех, естественно) пилота, может и опоздать. И кто тогда возьмёт на себя ответственность за косвенные последствия – вопрос, который, как всегда, останется без ответа, хотя у него есть свои имя и фамилия. И отнюдь не украинские.
Александр Дубровский